1995. В семье Шерринфорд в один момент счастливое и печальное событие. Долгожданный наследник крупных денежных накоплений деда оказывается глухим, обрывая все надежды его матери на вокальную карьеру сына. Она надеялась, что если ей не удалось воплотить мечту всей жизни (внезапная учеба, внезапная беременность, внезапная семья), то Глен сделает это за нее. Не вышло. Суета вокруг «больного» ребенка, щедрые вливания на карточку матери от сердобольного деда. Но сам Глен до сих пор не знает свой диагноз и не горит желанием знать.
1996-2000. Бесконечные врачи, детские сады для особенных детей, нелепые попытки научить глухого ребенка петь от недалекой матери, которая изо всех сил пичкает маленького Глена абсолютно неинтересной ему информацией. То, что издает малыш, едва напоминает человеческую речь, игнорируется женщиной полностью. Он резво читает по губам и хорошо запоминает жесты, вживается в своё «особенное» положение. От опеки матери ему хуже, чем от занятий и лечения, тем более, он не считает свою глухоту недугом – Глен уверен, что голос матери сродни ужасной картинке сбитого кота, от вида которого морщишься и желаешь забыть, как это выглядело.
2000. Кому первому надоели мытарства матери: ей самой, отцу или Глену – неизвестно, но мальчик пошел в самую обычную школу в Ньюпорте, как бы ни возмущался дед. Первый же учебный день был окончен пинком входной двери и беззвучным гневом на пальцах. Следующие восемь лет проходят в жизни Глена под грифом «сущий Ад», необходимость постоянно следить за тем, кто говорит, чтобы успеть прочитать по губам, насмешки, которых он не слышит, подножки, тычки в спину – к восьмому классу парень научился их игнорировать, притворяясь, будто ничего не видит и не ощущает. Лезть в атаку он не желал, в роль жертвы почему-то не вживался – это скоро наскучило местным задирам. Объект не отвечает, следовательно, неинтересен.
2009. Год вновь обострившейся материнской опеки, год поступления Глена в Кардифф – сколько денег мать была готова вложить в своего сына, лишь бы он не считал себя изгоем (такого никогда не было, но «мальчик определенно страдает!»). Слуховой имплантат, который Глен посчитал за насмешку, но уж никак не за подарок судьбы – теперь он мог слышать все – врезается в голову, вкручивается шурупами и торчит из него проводами. Он. Слышит. Всё. Это мешало, сбивало с толку и не давало спать – что-то постоянно шумело, свистело, шептало и шоркалось. Единственной радостью в этом бесконечном мучении стала музыка. Её было сложнее всего представить, описать картинками и жестами – теперь же всё встало на свои места, она действительно была прекрасна. Но Глену предстояло жуткое испытание – раз слышишь, значит, можешь говорить. Собственный голос никак не желал подчиняться, неловкие фразы резали слух, в отличие от прекрасного пения, что Глен слышал за дверью хоровой в академии. Итого многочасовых занятий стала кривая, хромая, но вполне четкая речь. Но Глен все равно предпочитает жесты и рисунки. Наконец родителями принимается желание парня заниматься живописью.
2009-2012. Как и почему за Гленом закрепилось звание психа, он и сам не понял - школьные правила до сих пор не может понять и принять. Он вообще вряд ли когда-нибудь поймет этих людей, которые говорят одно, а действую совершенно по-другому – зачем им слова, если они бесконечно лживые? Остается только хмуриться и продолжать рисовать, чуть ли не тыкая носом в альбом. Индивидуальные занятия с художниками дают свои плоды, Шерринфорд вполне готов поступить на художественно-графический любого университета. Он продолжает игнорировать задир, предпочитает шумным компаниям одинокий перекур за углом школы. К обычным сигаретам примешиваются дорогостоящие пакетики с травой, о которых мать узнает незамедлительно. «У тебя депрессия?» - спрашивает она, - «Может, нужен доктор?». Глен кривится, отмахивается и уходит из дома, громко хлопая дверью. Тебе самой, кажется, уже нужен доктор.
Расскажете о Глене? Он подающий надежды (много надежд, такой способный, такой способный), но почему-то всегда занятый не тем, чем следовало - начнет его преподаватель из академии. Сам же Глен нарисует гиперреалистичный средний палец и покажет его в ответ. Он потратит время и средства, лишь бы своим «особым» способом донести до интересующегося - мол, вертел я ваше мнения вокруг своей оси. Мать снова ухватится за носовой платок и успокоительное, пролепечет что-то про чертов эгоизм и замкнутость. Конкретно к учебе Шерринфорд равнодушен, ему хватит и тройки, и четверки – если загорит срочно получить хорошую отметку, то он ее непременно отхватит, перешагнув через все препятствия. Заниматься чем-то против своего желания и по чьему-то наставлению он не будет. Зато если задается целью, то от нее не откажется до последнего. Ощущение собственного отличия от других не вгоняет Глена в депрессию и отчаяние, а, наоборот, подпитывает и дает сил пробиваться дальше. Глухота для него как ширма, которой он старательно отгораживается, и приобретение слуха путем присобачивания к башке проводов очень больно ударило по этому защитному механизму.
В любимых занятиях Шерринфорд очень старателен и педантичен, сосредоточен на мелочах. Любое лишнее, неправильное действие может привести его в ступор (лишний штрих на завершенном пейзаже застопорил его часа на полтора), а затем в контролируемую и тщательно скрываемую злобу. Может показаться, что Глен постоянно под какой-то дурью, потому невероятно спокоен. Или кажется таковым. Он не реагирует на оскорбления, не раздражается от наличия навязчивых людей рядом, не мечется в панике в случае опасности. Если к нему обратится не в тот момент (вдруг такое посчастливится), то можно нарваться на злобный рык или невнятное гневное бурчание, попасть под горячую руку и... отделаться максимум словесным проклятием до конца жизни на импотенцию и скоропостижную смерть весьма занимательным способом.
Истинное удовольствие Глену доставляет удачно выполненный рисунок, причем степень удачности определяется не восторженной реакцией окружающих, а самостоятельной придирчивой оценкой. Рисунки его по максимуму наполнены всеми цветами радуги, красочные и странные. Город из черепной коробки или однокрылый чувак в цветочной чашечке, обнаженная девушка, состоящая целиком из цветных плоскостей – случайно подобранный альбом Шерринфорда может преподнести неожиданный сюрприз в лице пугающих иллюстраций и не менее странных подписей к ним. Он лучше выражает внутренние переживания через рисунки, чем словесно. Поэтому предпочитает не разговаривать ни с кем в принципе, обращаясь к незнакомцам только в случае острой необходимости. А острая необходимость это: 1) гопники 2)требуется зажигалка 3)зомбоапокалипсис.
В быту Шерринфорд не очень бы пригодился матери - кроме того, что он чисто теоретически может содержать себя в порядке и в случае чего даже сообразит себе еду - потому что принципиально или скорее даже по привычке свешивает с себя все обязанности и обещания на других. После того, как с ним носились восемнадцать лет как с писаной торбой, не стоило ожидать чего-либо другого. Клиническая белоручка, и с пинка не заставишь. Зато в отношениях сторонник компромиссов и сглаживания острых углов. Не любит ссор и скандалов, вопросов, касающихся сексуальной ориентации и особенно не выносит чужих вмешательств и советов по поводу личной жизни. |
